Шаг в аномалию - Страница 48

А вот по обыкновению жизнерадостная хохотушка Лена Мышкина, биолог из Уфы, в этот день чувствовала себя не вполне комфортно. С утра у неё всё валилось из рук, напала какая-то апатия, хотелось спать и никого не слышать и не видеть.

— Ленка, ну ты чего? — её подружка Катя, получив в спину очередной снежок от заверещавшего от такой удачи маленького эвенка, толкнула её в бок.

— Ой, Кать. Подташнивает меня что-то, пойду лучше полежу — протянула Лена.

— Опа-на. А не Ярославчик ли это постарался? Пойдём-ка, провожу до избы.

Там же, в избе, застали и Марину Бельскую. Она, как обычно, пригорюнившись, сидела на лавке у тёплой печи, теребя завязки на шарфе.

— Марин, а ты чего тут сидишь? Сходила бы прогуляться! — Воскликнула Катя.

— Мариша, ну ты опять? У всех такая ситуация!

В последнее время тоска Марины по оставленной в Протвино дочке и муже грозила перейти на следующий этап, опасалась Тимофеева, где недалеко и до суицидных мыслей.

— Чего я опять?! Тебе проще, у тебя детей нет, — пробубнила Марина.

— А вот у Ленки, по-моему, будут, — ответила Катя.

— Чего? Да вы что! Ну какие тут дети? Лена, ты с ума сошла, реально. Тут же ничего нет — ни памперсов, не кашки. Лес вокруг, да медведи в них.

— Мы ещё ни одного медведя не видели! — Леночка решила хоть в чём-то опровергнуть говорящую вроде правильные вещи Марину.

— Ладно, ты молодая, а Петренко-то куда смотрел, взрослый мужик!

— Ну ладно, Марина, хватит уже. Абортов тут тоже не сделать, да и мерзкое это дело, ты лучше, как рожавшая, возьми над Ленкой шефство, — предложила Катя.

— Да ну вас! — выронила Марина.

— Катя, ты сама с Фёдором зажигаешь! — обиженным голосом брякнула Лена

— Она не обрюхатилась, в отличие от некоторых! — выпалила Марина.

Ленка вспыхнула и обиделась, покачиваясь, она отошла к застеленному тряпьём топчану и легла, отвернувшись к бревенчатой стене. Катя укоризненно посмотрела на Марину, та, неожиданно показала ей язык и подошла к Ленке, присела на топчан и обняла девчонку за худенькие плечи.

Смирнов, в сопровождении сержанта Васина, эдакого местного Илюши Муромца, тоже пришёл посмотреть на веселящихся людей, встретив у ворот запыхавшегося Радека. Похлопав учёного по спине, он посоветовал быть ему осторожнее, возраст таки. На что получил ответ в стиле «самим не хворать». Усмехнувшись, он хотел продолжить путь, как перед ним возник Хатысма — вождь недавно пришедшего под покровительство поселковых тунгусского кочевья. С ним были двое его сыновей и сын Алгурчи — тунгуса из разгромленного белореченскими кочевья Тутумэ.

Хатысма что-то произнёс нараспев с неизменной подобострастной улыбочкой, Огирэ перевёл.

— Хатысма говорит, что он очень сильно опечален тем, что ты не пускаешь его жить за стену. Говорит, что он тоже хочет жить в доме.

— Ишь ты, какой шустрый, — прошипел сержант.

— Акира, скажи ему что он с женой пускай приходит, но без оружия, — ответил вождю Смирнов.

Огирэ перевёл, Хатысма заметно оскорбился и снова заговорил.

— Он говорит, что его надо пустить с семьёй, у него четыре сына и четыре жены, у сыновей есть жёны, а у них — дети. А без оружия орочоны не ходят.

— Ну, нет — так нет, что же делать, — Смирнов хотел было обойти тунгусов, чтобы продолжить путь, как вождь что-то ещё ласково произнёс.

Смирнов вопросительно посмотрел на Огирэ. Тот сказал что Хатысма говорит о том, что там с друзьями не поступают. Смирнов удручённо переглянулся с Васиным.

— Пойдём-ка Олег, к Петренко. Поговорить надо. Закрывайте ворота, парни! — Скомандовал полковник двум морпехам на воротах.

— Олег, возьми ребят и идите к нашим, смотри там за обстановкой. Что-то мне этот весельчак не нравится уже. А я с майором обмозгую это дело.

Смирнов уже направлялся к Петренко, когда с крыльца своей избы его окликнул Радек, уже переодетый в сухую куртку.

— Андрей Валентинович! Постойте! — Радек подошёл к полковнику.

— Андрей Валентинович, вы не замечаете, что этот туземный вождь довольно… э-э, странен?

— В смысле, Николай Валентинович?

— Лично мне он не нравится, может это и несколько нетолерантно, но он мне кажется каким-то мутным. Он ходит с таким злым выражением лица, а когда видит кого-то из солдат — то сразу напяливает свою дурацкую улыбочку!

— И что вы думаете?

— А то, что он что-то задумал!

— Хм, Николай Валентинович, буквально несколько минут назад я подумал тоже самое. Он тут в лагерь просится пожить, с семьёй. А семья у него большая.

— Вот-вот, сейчас он сюда вселится, а потом? Что будет потом?

— Так, господин профессор…

— Я предпочитаю товарищ, — ухмыльнулся Радек.

— Хорошо, товарищ профессор. Короче, мы с Петренко пообщаемся и подумаем, что делать.

— Вы меня поставите в известность, Андрей?

— Конечно, Николай, я вам сообщу наши оргвыводы, — Смирнов улыбнулся и продолжил свой путь.

Оказалось, Петренко и сам приметил маски Хатысмы, сначала он их списывал на восточный менталитет тунгуса. Потом перестал, уж больно нехороши были молнии, метаемые из-под густых бровей вождя. К тому же он довольно плотоядно засматривался на женщин экспедиции, особенно к худенькой и невысокой Мышкиной, которая так стала дорога для самого Петренко.

Поэтому он даже обрадовался разговору со Смирновым и сразу высказал свои подозрения на этот счёт. Мужики в итоге решили допросить вождя, но незаметно для его кочевья. Но сначала надо было изолировать тунгуса Алгурчи, который, собственно и привёл сюда Хатысму. Тунгуса взяли под белы рученьки ошивавшегося недалеко от частокола на полпути к чумам. Позже нашли и его парнишку, играющего с детьми в становище тунгусов. Обоих привели в избу к Смирнову. Сержант Васин своей лапищей мягко усадил побледневшего Алгурчи на лавку и встал молчаливой громадой за его плечами.