Шаг в аномалию - Страница 72

— Вот я тебе, погодь токмо, — прорычал первый стрелец, вытерев рукавом кровавую юшку из разбитого носа. Он вытащил из груды тряпья, лежащей в углу светлицы, шёлковый шнурок, намереваясь связать Бекетову руки и, повернувшись спиной к двери, направился к продолжающейся свалке. В это время сзади неслышно отворилась дверь и, Матвей, заглянув в комнату воеводы, мгновенно оценил ситуацию. Решительно войдя в светлицу и перекинув шестопёр в другую руку, он с ходу залепил оглянувшемуся на звук открываемой двери стрельцу по носу, от чего тот, взвыв и отшатнувшись, бросился было на казака, но, увидев шестопёр на замахе, тут же отскочил к окошку. Указав казаку из своего десятка шестопёром на стрельца, обливающегося кровью из разбитого напрочь носа, Матвей со вторым казаком направился к закончившейся уже драке. Он с испугом увидел лежащего навзничь атамана с разбитой головой и лужей тёмной крови, натёкшей из нескольких ран.

Шаховский, тяжело дыша, подымался с колен, оставляя стрельцу вязать бесчувственное тело атамана. Возникший перед ним казацкий десятник с широко раскрытыми от изумления глазами, разъярил его вконец! Как посмел этот мужик войти сюда!

— А ну пшёл отседа, пёс, убью! На заступничество изменника государева идёшь, да ты сам с ним, поди, в сговоре?

Схватив со стола медную чернильницу с фигуркой прыгающего льва, он, яростно рыча, попытался ударить его по вихрастой голове, но казак уклонился, воевода лишь только обдал ему лицо и ворот чернилами.

Лицо казака стало каменным, воевода же повторил замах и снова неудача, замахнулся в третий раз — и тут же в его глазах вспыхнул и мгновенно померк ослепительный свет. Моментально настала гробовая тишина, перестал всхлипывать разбитым носом стрелец у окна, замер, судорожно дёрнув головой, второй. Немигающим взглядом он уставился на Матвея и стал отчаянно пытаться вытащить причудливо изогнутый засапожный нож.

— Путы сними с атамана, — хрипло произнёс Матвей, тот бросил затею с ножом и быстро освободил руки Бекетову и отошёл в сторону.

— Бежать надо, Матвей, подалече, нам это так не оставят, — пробасил стоящий в дверях казак.

Десятник молча кивнул и жестом позвал казаков.

— Братцы, возьмите Петра Ивановича на руки. А вы, Бог вам судия, не хочу вашей крови за кровь нашего атамана, живите уж, сукины дети.

Енисей, берег за острожной пристанью

Никита и Сахно, тихонько переговариваясь, сидели у костра, на самом берегу Енисея. Лодку они решили бросить тут же, прятать не было смысла — в обратный путь будет нужен струг или лодия, а не малая лодчонка. Назавтра следовало договориться насчёт телеги до Томского городка, а там уже до Тары и по Иртышу до Тобольска. Никите не спалось, в отличие от храпящих устюжан, да и Сахно не прочь был почесать языком, благо ночь стояла тёплая и располагающая к неспешному разговору.

— Говорю тебе, то наша родная вера, отчая, самой земли нашей вера. А енто — греческое ученье, силою установленное, да отцов наших позабыть указующее, — в который раз наставлял Никиту Сахно.

— Погодь, Сахно, не наводи напраслину — нет такого указанья ни в житиях святых, не в Библии. Сколь много средь людей отчую веру исповедующих и нет у христиан к ним вражды, яко есть средь латынян поганых. Каждому — своё и… — Никита уставился на замершего Сахно, который прислушивался к чему-то.

— Идёт кто-то к берегу, несколько человек идёт, тяжело идут, — негромко сказал Сахно, пихнул устюжан и, прихватив саблю, отошёл в сторону от освещаемого костром пространства. Никита, почувствовав холодок в душе, направился за ним.

Тем временем с пологого берега, показались несколько человек, идущие за фигурой с факелом в руках. Идущие следом были тяжело нагружены, они, несомненно, несли чего-то тяжёлое, носилки?

Шедший первым человек, увидев костёр на берегу, решительно направился к нему. Оценил взглядом хмурых дружинников и прошёл дальше, к самому берегу, осветив, насколько это было возможно, лодку.

— Ваша лодка? Кто сами будете?

Устюжане молчали, поглядывая на прибрежные кусты, где скрылись их спутники. Наконец, Сахно вышел, а за ним и Никита.

— Наша ента лодка, а сами мы ночь пережидаем, чтобы поутру на Томский городок путь вести. Ежели вам наша лодка люба — забирайте, нам она без проку ужо будет, — заявил Сахно.

— Вот как…

— Куды вы, на ночь глядя-то?

— Не твоего ума дело, не лезь!

Сахно, поглядывая на пищали и сабли, предпочёл замолчать, однако не смог сдержаться, с трудом узнав в лежащем в носилках человеке Бекетова.

— Атаман енисейский, Пётр Иванович? Что же стряслось-то?

— Воевода лютует, — брякнул кто-то из казаков, — да отлютовал своё, паскуда.

— Дурень, чего несёшь, Бажен! — в сердцах крикнул Матвей, — яко баба треплешь языком, счас как вырву тебе его!

Никита был наслышан о Бекетове, воевода ангарский, Вячеслав, говорил о нём с уважением немалым. Оценив ситуацию, он бросился к привязанной лодке, подтянул её и заговорил с Матвеем.

— Уходите по Тунгуске на Ангару! Опосля порогов дальних подымайтесь вверх, до пределов Ангарского воеводства! Там воеводе Вячеславу поклонитесь, он поратует!

— Не ведаю о сём воеводстве, — с опаской ответил Матвей.

— Так то людишки ангарские, Пётр Иванович ужо в знакомстве с ними! — воскликнул Бажен, — мне дядько Богдан сказывал, он бывал там.

Бекетов, тем временем, пришёл в сознание и застонал, — напиться дайте, братцы, сухо мне.

Сахно, покопавшись у себя в мешке, протянул Матвею мешочек, — в воду бурлящую кинешь, потом пить давай атаману — боль да немочь уводит.